Эстония вокруг, Удмуртия внутри. А на флаге — Канада?

Я бы не сказала, что что-то кардинально изменилось за все время проживания в Эстонии. Я по-прежнему считаю себя удмурткой — даже в регистре народонаселения, когда заполняла анкету, указала, что я удмуртка. Мне комфортно с этой самоидентификацией.

Так как Эстония — финно-угорская страна, я ощущаю принадлежность к финно-угорскому миру в целом. Тем более, здесь немало проектов, связанных с развитием этих культур, особенно в творческой сфере. Как ты знаешь, недавно Нарва получила статус финно-угорской культурной столицы 2025 года, и это очень радует. Чувствуется особая атмосфера, и есть ощущение причастности не только потому, что ты здесь живешь, но и потому, что ты — носитель этой культуры.

К сожалению, я видела примеры — даже когда еще жила в Удмуртии, — что многие старались от этого откреститься. Приезжая в города, поступая в университеты… Все-таки носители удмуртского языка в основном живут в деревнях, и из-за этого часто встречаются предвзятое отношение и стереотипы, например из-за акцента.

Во-вторых, это поддержка причастности любым способом, например читать контент на удмуртском языке или хотя бы следить за новостями родного края; смотреть, как живут удмурты не только в Удмуртии, но и по всему миру. Даже в Эстонии нас, удмуртов, немало.

Язык, конечно, это отдельная тема. У всех с ним своя история. У меня, например, в семье говорили по-русски. Соприкосновение с удмуртским происходило только на встречах с родственниками, живущими в деревне. Я, хоть и понимаю язык в какой-то степени, почти ничего не могу сказать. Но если есть возможность и желание наверстать упущенное — это тоже способ сохранить культурную идентичность. Я, например, пошла на курсы по изучению удмуртского языка. Это дало мне вдохновение и чувство принадлежности — даже находясь далеко от родины, я могу восстановить то, что было упущено в детстве.

Тут я могу только предполагать, потому что это не мой опыт. Но, возможно, это связано с желанием быть частью чего-то большего. Русская культура, откровенно говоря, гораздо шире, чем удмуртская. Даже если бы кто-то захотел полностью изолироваться в своем культурном пространстве и получать информацию только на родном языке — это практически невозможно, потому что материалов просто мало.

Плюс — элементарная доступность коммуникации. Мне кажется, это и про поколенческую разницу. Старшее поколение часто воспринимает свою идентичность как нечто само собой разумеющееся и не считает нужным об этом говорить. А ведь важно проговаривать:

На самом деле я это замечала еще до переезда, но в Эстонии особенно. Например, какие-то слова или выражения, которые ты воспринимаешь как общие, а другие не понимают, если они не из Удмуртии. Вот представь: ты дома в носках, и вдруг наступаешь в какую-то жидкость на полу. И ты говоришь: «Ач-ач-ач-ач-ач-ач!». Все спрашивают: «Что это? Что это значит?» А для меня это очевидно: мне противно, фу. Но я не слышала такого ни от кого, кроме людей из Удмуртии. Или, например, когда холодно, и ты говоришь: «ыш-ыш-ыш-ыш-ыш-ыш». Это вроде бы мелочи, но они очень сильно ощущаются как часть твоей идентичности.

Кстати, вот одно интересное наблюдение: в течение первого года проживания в Эстонии у меня появился удмуртский флаг.

И я его везде с собой вожу, даже если куда-то переезжаю. И вешаю на стену. И когда приходят гости и спрашивают: «А что это за флаг?», их первое предположение, прежде чем я успею что-то сказать, — «Канада».

Я понимаю. Там вообще нет черного цвета. А у удмуртского флага он есть — с левой стороны. Это очень забавно.

Мне не мешает. Наоборот, как правило, это всегда повод поделиться. Мне очень нравится высказывание, что

Это же как раз способ устранить какие-то недопонимания.

Мой партнер не из России. И когда я при нем созваниваюсь с родителями, особенно с папой, с которым мы привыкли обмениваться какими-то удмуртскими фразочками, он то и дело спрашивает: «Что это значит?» И воспроизводит их, ему интересно. Всем от этого становится хорошо, потому что даже в Удмуртии, наверное, не привыкаешь к тому, что можно с кем-то пообщаться на удмуртском. Зависит, конечно, от окружения, но тем не менее.

А тут, когда ты общаешься с кем-то, кто вообще даже в России ни разу не бывал и пытается что-то сказать на удмуртском — это всегда восторг.

Говоря про любимую особенность, наверное, это больше связано с музыкальной культурой. Мне все время нравится напевать некоторые легендарные удмуртские песни, которые знают прям все, даже те, кто, кстати, не владеет удмуртским — все равно хотя бы пару строчек знают или сто процентов слышали. Одна из таких песен — «Чебер нылъёс» («Красивые девушки»), которую исполняет Анатолий Эркишев.

Кстати, говоря о влиянии удмуртской культуры, я до сих пор периодически использую в своем лексиконе слово «ӟечбур».

Тут мне в голову приходят два примера. Первый — когда я поступила в магистратуру на учителя иностранных языков, в частности английского. У большинства одногруппников родной язык — эстонский. Есть и те, у кого родной русский, но тех, у кого эстонский, больше. Мы все взаимодействуем одинаково. То есть нет такого, что я испытываю какие-то сложности при разговоре на эстонском. Мы можем выйти поболтать, обсудить предмет или просто отвлечься и поговорить о жизни. У меня нет какого-то барьера. Да, может, я медленнее говорю, может, иногда подбираю слово, может, как-то упрощаю по сравнению с тем, как бы выразилась на русском. Но в целом мне комфортно общаться.

А второй — когда я преподаю эстонский.

Ну, язык я уже упоминать не буду — это очевидно. А различия... Очень сложно. Несмотря на такую закрытость, которая присуща многим финно-угорским культурам, мне кажется, эстонцы — возможно, из-за своего местоположения — все равно более открытые. Смотря с чем сравнивать, конечно, но мне кажется, они будто более расположены к общению. И, может быть, к инновациям тоже.

Порадовало то, что и те и другие любят петь. Про эстонцев даже пояснять не надо — поющая нация. И они, мне кажется, любят делиться своей культурой — и между собой, и с другими. Я сравниваю этот контакт в рамках мероприятий, посвященных финно-уграм. Помню, в Нарвской ратуше во время перерыва удмуртский ансамбль начал играть и петь, и эстонцы тоже присоединились. За этим было очень приятно наблюдать.

Определенно, да. Если смотреть на изначальные верования удмуртов — язычество или, как утверждал Альберт Разин, скорее пантеизм (отождествление Бога и природы, понимание их как единого целого — прим. ред.), — то уважительное отношение к природе и лесу сохранилось даже после христианизации. Причем оно есть и у атеистов, и у православных. Это очень ярко проявляется. Например, я помню, что в детстве нельзя было ходить в баню после полуночи, потому что там якобы живет дух Мунчомурт (злой дух бани или «банник» по-русски — прим. ред.), который может начать вредить, потому что после полуночи там уже моются «иные». Если уж совсем нужно, надо извиняться. Все это остается на бытовом уровне, как такой иррациональный страх.

Я думаю, у эстонцев это выражается похожим образом, только в другой форме. Мы можем это даже визуально заметить: все очень чисто, нет мусора и везде присутствуют элементы природы.

Хотя Таллинн — столица, и обычно столицы быстро застраиваются, видно, что здесь стараются сохранить баланс.

Честно говоря, нет. Я помню, что в детстве у нас в деревне, как и в соседних, отмечали Гырон быдтон (окончание посевных работ — прим. ред.): варили кашу в одном или нескольких котлах, вместе ели, пели песни, играли. Я с семьей тоже ходила на этот праздник. Но став старше, перестала — то ли формат изменился, то ли я сама отдалилась. И кроме этого, в моем окружении не было других праздников, которые бы передались мне. Хотя мне было бы интересно об этом узнать.

Да, конечно. Для меня это уже само собой разумеется — сходить на поднятие флага и поесть традиционной еды в День восстановления независимости Эстонии. Могу также сходить на мероприятия, которые проходят в этот день. Это хороший повод еще раз порадоваться, что ты живешь в этой стране и чувствуешь свою причастность.

Это прозвучит спорно, потому что сложно доказать, что это именно удмуртское блюдо, но это пельмени. Я уже, наверное, всем об этом рассказала. А ты знаешь, почему они так называются? Потому что по-удмуртски «пель» — это ухо, а «нянь» — хлеб. То есть «пельнянь» — это «хлебное ухо». И если посмотреть на форму, можно сказать, что она напоминает ухо. Пусть это и немного натянуто, но мне близко. Это как часть меня. Именно пельмени, не вареники. Лично для меня это повод вспомнить, откуда я.

Признаться, меня это, наверное, обошло стороной. Возможно, помогло то, что я владею эстонским языком. Наоборот, мне было странно: когда я приехала в Таллинн, заметила, что во многих местах говорят по-русски. Например, мы со спутником куда-нибудь приходим. Он не говорит по-эстонски, поэтому начинаю говорить я. Мы между собой что-то обсуждаем, я уточняю у него по-русски, и со мной тоже переходят на русский.

Я встречала мнение, что иностранцы либо не учат эстонский язык, либо владеют им на очень слабом уровне, не проявляя интереса к изучению. Но это не так. Я видела многих иностранцев из Западной Европы, кто действительно владеет языком.

Живя в Таллине, я слышала, что если говоришь по-русски и по-английски, то ты вполне можешь здесь жить. Что значит «спокойно жить», я не уверена, но буквально вчера была на воркшопе по лепке фигур из глины, который проводила девушка-иностранка. И как-то слово за слово мы заговорили об изучении эстонского. Я упомянула, что преподаю эстонский язык, и у участников сразу появился живой интерес — не вежливость, а именно интерес. Стали спрашивать, есть ли у меня свободные места.

В Ида-Вирумаа, наверное, сложно столкнуться с подобными стереотипами — большинство населения говорит на русском, а это и мой родной язык.

Вообще, когда мы говорим о стереотипах, чаще всего имеем в виду что-то негативное, например ситуацию, когда тебя обобщают на основе не всегда приятного впечатления о твоей группе. Но стереотип — это не обязательно плохо, иногда он действительно основан на реальности или статистике.

Бывает и стереотип в обратную сторону: например, если ты говоришь по-русски, некоторые автоматически решают, что ты из Ида-Вирумаа и совсем не говоришь по-эстонски. Это вроде бы и не злой умысел, но суть та же — тебя судят не по тому, кто ты есть, а по тому, во что укладываются чужие представления.

Мне кажется, это напрямую связано с моей деятельностью. Я действительно получаю удовлетворение от того, что делаю. Преподавая язык, я как будто строю мосты. Меня искренне радует, когда ученики делятся со мной своими успехами. А ученики у меня в основном все приезжие. Кто-то из Украины, кто-то из России. И я прям чувствую радость, когда они начинают общаться на языке, который становится понятным обеим сторонам. Люди, которых я даже не знаю — они могут быть знакомы с моими учениками, — теперь тоже способны их понять. И эти ученики становятся «своими» в глазах других. Им комфортнее здесь жить, потому что они не просто что-то понимают, но и могут изъясниться. Они видят свой прогресс и уже не чувствуют себя чужими или запертыми в узком кругу общения без эстонского языка.

Это особенно важно, потому что я сама через все это прошла. Мне нравится делиться историями, опытом. И когда вижу, что человеку трудно и он теряет мотивацию, я рассказываю, как было у меня. И вижу, как это вдохновляет. Мне кажется, это и есть работа медиатором — между разными людьми, между культурами.

Это и есть, наверное, самый честный и эффективный вклад в то, чтобы люди жили в мире и наслаждались обществом друг друга.

Первое, что приходит в голову — это, наверное, сравнительное языкознание. Я смотрю на это с научной точки зрения, хотя и не являюсь экспертом, просто интересуюсь данной темой. Если посмотреть на развитие финно-угорских языков, видно, как общие черты все еще сохраняются. Какие есть общие лексемы, корни — особенно в базовых понятиях вроде «мама», «папа» или в названиях окружающих нас вещей.

Хотя я сейчас говорю про удмуртскую культуру, это, на самом деле, применимо к любой культуре. Это всегда обмен — традициями, взглядами, языками. И это поиск сходств. Людям намного проще строить мосты, если есть хотя бы какая-то общая база. А даже если нет — разный подход к одному и тому же позволяет взглянуть на вещи под другим углом.

Иногда ты понимаешь, что

Кажется, об этом часто забывают. Как будто если у кого-то другая культура, значит, что он другой во всем и принимать его не нужно. А на самом деле — мы все просто люди.

Сложно выбрать, и я надеюсь, что это не будет воспринято так, будто я хочу что-то заменить или мне что-то здесь не нравится. Но если говорить о том, по чему я действительно скучаю, так это очень воспроизводимо на бытовом уровне — перепечи. Такие небольшие, условно говоря, корзиночки из теста с защипанными краями и разной начинкой — традиционно с чем-то соленым, например мясом, капустой, перемешанной с яйцом. Тесто не сдобное, скорее ржаное — оно не поднимается. В принципе, их можно приготовить дома, но у меня дома была печка на веранде, специально сделанная для перепечей. Это совсем не то же самое, что перепечи, приготовленные в духовке. Я бы очень хотела, чтобы в Эстонии это блюдо продавалось в пекарнях или небольших кафе.

Ой, я уже придумала! Мне кажется, у меня есть идея об идеальном способе. Что любят все люди?

Да! Это еще раз подтверждает гипотезу. В какой-то степени такое уже есть. Например, в разных районах города в мае проходят так называемые «дни района». Идея примерно такая же. Так, в районе Каламая проходит фестиваль Kalamaja Päevad. Жители района, кто хочет, регистрируются и в определенный день по согласованному меню представляют свои блюда; это могут быть блюда из их культур, которые они выставляют на обозрение. Мероприятие открыто не только для жителей района, все могут прийти и попробовать. При этом обязательно есть пояснения: откуда блюдо, что это за рецепт. Мне кажется, такие форматы объединяют людей. Когда ты задал этот вопрос, я сразу подумала, что было бы здорово устроить такой общий фестиваль, специально с целью объединить разные культуры.

Подобные мероприятия уже проводятся, но если продолжать в этом направлении, важно делать это деликатно: все должно происходить ненавязчиво, без ощущения, что кого-то принуждают участвовать; лучше, если это будет выглядеть естественно, через общие, понятные всем вещи, то есть еду, традиции, повседневные жесты. То, что объединяет, а не навязывается извне. Вот, например, есть замечательная традиция — Tallinn Music Week. Это огромный фестиваль с разными блоками. Один из вечеров там посвящен финно-угорским культурам. Люди из разных культурных сред, с разными стилями, выступают вместе, и это тоже сближает. Ведь, помимо еды, люди также любят веселиться и слушать музыку.

То есть не надо ставить культуру «в центр стола», а подавать ее в естественных форматах, чтобы люди могли просто наслаждаться и делиться и через это находить общность.

Дойдя до здания Таллинского технического университета, мы решили немного отдохнуть. Сделали пару кадров на фоне фасада здания и присели на скамейку недалеко от главного входа. Я решил, что это удачный момент, чтобы задать Алине заключительные ассоциативные вопросы, а также поговорить о культурном будущем Эстонии.

Первое, что приходит в голову — из-за того, что я сейчас пересматриваю сериал «Сверхъестественное», — это заставка из этого сериала, песня «Carry On My Wayward Son». Хоть и в самом заголовке обращение к сыну, мне кажется, в тексте песни есть что-то универсальное: несмотря на все, что происходит вокруг — часто тяжелое или непонятное, — ты просто продолжаешь идти вперед. У меня эта песня ассоциируется с моим собственным путем. Когда я приехала в Эстонию, не задержалась в одном городе. Сначала была Нарва, потом магистратура в Тарту, потом я уехала за границу, а вернулась уже в Таллинн. И это немного похоже на кочевую жизнь героев сериала — постоянно в пути, но с каким-то внутренним стержнем. Может, это первое, что всплыло в голове, ведь я сейчас в этой атмосфере, но отзывается очень точно.

Наверное, чайка. Я понимаю, что чайка не является национальным символом, но именно этот звук, этот белый шум — для меня это ощущение Эстонии.

Я провела полгода вне страны. Впервые так долго была вдали и только там поняла, чего мне не хватает. Вот именно этого крика чайки, который слышишь в любом эстонском городе, даже в Тарту, где моря рядом нет. Это такой символичный звук.

Мне кажется, все больше людей будут обращаться к национальной идентичности. Будет еще больше эстонской символики, даже в мелочах, и она станет еще популярнее. Несмотря на сравнительно малое количество носителей, возможно, эстонский язык выйдет на новый уровень, станет еще более популярным.

______________

<sub>Эта статья была опубликована в рамках PERSPECTIVES – нового бренда независимой, конструктивной и многоперспективной журналистики. PERSPECTIVES софинансируется ЕС и реализуется транснациональной редакционной сетью из Центрально-Восточной Европы под руководством Гёте-института. Узнайте больше о PERSPECTIVES.

Со-финансировано Европейским Союзом.

Однако высказанные мнения и взгляды принадлежат исключительно автору(ам) и не обязательно отражают позицию Европейского Союза или Европейской комиссии. Ни Европейский Союз, ни предоставляющий финансирование орган не несут ответственности за их содержание.</sub>