Автор иллюстрации - Regina Krentsel
Я — украинка, живущая в Эстонии. Полномасштабное вторжение России в Украину я застала именно здесь, вдали от родного дома, в то время как вся моя семья осталась в Украине.
Когда-то, незадолго до всех событий, я читала повесть Фреда Ульмана «Воссоединение». Это полубиографическая история, которая разворачивается в Штутгарте во время нацистского режима. Герой бежит в США и после многих лет жизни там он говорит следующие слова: «Разумеется, мне все равно приходилось общаться с кем-то из немцев. Это были хорошие люди, в свое время сидевшие в тюрьме за сопротивление Гитлеру. Я наводил справки, я знал их историю. С немцами надо быть осторожнее. Прежде чем пожимать руку немцу, надо доподлинно убедиться, что он не обагрил свои руки в крови твоих родственников и друзей. Насчет тех людей у меня не было ни малейших сомнений. Хотя они сами активно боролись с нацизмом, они все равно мучились чувством вины, и мне было их искренне жаль. Но даже с ними я притворялся, что почти не говорю по-немецки».
И я их, эти слова, очень чувствую. Даже несмотря на то, что в моей жизни русский язык все же присутствует (я живу в русскоязычном регионе Эстонии), эмоционально «немецкий» из цитаты Ульмана перекликается с моими собственными сложными чувствами по отношению к русскому языку и культуре в период, когда моя страна подвергается агрессии и ежедневным бомбардировкам. Мне стало интересно понять, почему так происходит. Какие социально-психологические процессы лежат за этим феноменом, и как все это влияет на мое собственное ощущение принадлежности и идентичности?
Я не одинока в этих размышлениях. Исследователи, изучающие влияние травматического опыта на групповую идентичность и коллективную память, также задаются схожими вопросами. В этой статье я постаралась собрать научные концепции, которые помогают понять, почему происходят радикализация, деструктивная поляризация и дегуманизация, а также как коллективная травма способна трансформировать наше чувство принадлежности и порождать новые формы групповой идентичности.
_____
Групповая идентичность и коллективная память
Групповая идентичность — это ощущение принадлежности к определенной социальной общности (этнической, религиозной, национальной и т. д.). Ее формирование тесно связано с коллективной памятью: у каждой большой группы существуют общие исторические события, интерпретации и образы прошлого, которые передаются из поколения в поколение.
«Chosen trauma» и «chosen glories»
Вамик Д. Волкан, психиатр и психоаналитик, который посвятил много исследований групповой психологии и коллективной травме, вводит понятия «chosen trauma» (избранная травма) и «chosen glories» (избранная слава). «Chosen trauma» — это крайне болезненный, не до конца «оплаканный» опыт, который продолжает жить в сознании большой группы, передаваясь через поколения. Когда наступает кризис (включая войну), именно «chosen trauma» резко усиливает страх, недоверие и враждебность к «другим». В противоположность этому «chosen glories» — это события-символы, которыми группа гордится и которые подчеркивают ее «высшую миссию».
В контексте российско-украинской войны часто упоминают, как российская пропаганда обращается к образам Второй Мировой: миф о «денацификации» Украины основывается на параллелях с борьбой против нацизма. Это типичный пример того, что Волкан называет «time collapse» — когда старая, но не полностью проработанная травма или миф напрямую накладывается на современную ситуацию, создавая психологическую основу для вражды. При этом в Украине, напротив, укрепляются образы собственной борьбы за независимость и свободу.
Влияние войны на коллективную память украинцев
Переформатирование исторической памяти
С начала полномасштабного вторжения 2022 года восприятие истории в украинском обществе заметно меняется. Исследователи, анализирующие социологические опросы, отмечают, что современный конфликт все чаще осмысляется как продолжение давней борьбы против российской — или «московской» — агрессии. Например, отношение к Украинской повстанческой армии, которое прежде вызывало споры, значительно улучшилось — теперь многих ее представителей все чаще воспринимают как борцов за свободу.
Изменения в национальной идентичности
С другой стороны, укрепляется гражданская самоидентификация. Люди разных регионов и языков объединились в противостоянии внешней угрозе. Если раньше существовал стереотип «украиноязычный Запад vs. русскоязычный Восток», то сегодня война фактически стерла эти границы. Многие этнические русские, живущие в Украине, стали считать себя частью единой украинской нации, а русскоязычные граждане — все чаще переходить на украинский язык как символ сопротивления.
Однако параллельно происходит и своего рода «радикализация» этнокультурного компонента; отторжение «всего русского» стало реакцией на пережитые ужасы войны. Подобная тенденция усиливает национальное самосознание, но иногда сводит к минимуму возможность диалога.
Радикализация
Согласно Эрику Эриксону, эксперту в сфере психологии развития и психоаналитику, наиболее известному своей теорией стадий психосоциального развития и введением термина «кризис идентичности», радикализация — это одна из форм «жесткого» самоутверждения, когда индивид или группа «абсолютно» отделяют себя от внешнего мира и формируют негативную идентичность, порой в противовес тем ценностям или ролям, которые казались недостижимыми.
Радикализация часто является защитным механизмом — лучше стать «плохим» целенаправленно, чем оставаться «никем» или «не вполне кем-то». В условиях войны такая установка закрепляется, когда группа ощущает несправедливость, проживает травмирующий опыт или унижение и реагирует, замыкаясь в узкой, поляризованной идентичности.
Деструктивная поляризация
Под деструктивной поляризацией понимается ситуация, в которой общество или отдельные группы все больше расходятся во мнениях, ценностях и восприятиях друг друга. Это не просто «разные взгляды», это настроение «мы против них», где отсутствует способность к компромиссу. По мере развития поляризации каждый из «лагерей» начинает транслировать устойчивые негативные стереотипы о другой стороне, вплоть до отказа от диалога.
Старые обиды, исторические травмы и символы могут вновь «подняться со дна», оправдывая враждебность и недоверие. Конфликт как будто переходит на уровень личной неприязни; каждый, кто принадлежит к «другой» группе, начинает восприниматься враждебно, независимо от личных качеств.
Дегуманизация: когда «другой» перестает быть человеком
Дегуманизация (или расчеловечивание) — это крайняя форма негативного отношения к «другим», когда их перестают воспринимать как полноценных людей со свойственным им достоинством и ценностью. Лорд Джон Олдердайс, британский психиатр и политик из Северной Ирландии, известный своим вкладом в мирный процесс и урегулирование конфликта в регионе, поясняет, что при дегуманизации «эмоциональное сопереживание отключается и насилие становится легче оправдать».
В контексте войны в Украине это особенно заметно в пропаганде:
- Российская сторона заявляет о «нацификации» Украины и необходимости «денацифицировать» страну, используя порой этнические оскорбления и языковые клише для оправдания агрессии.
- С украинской стороны также появляются обобщения об «орках», которые призваны подчеркнуть нечеловеческую жестокость противника.
Хотя подобные образы нередко вызваны трагическим опытом, болью и гневом, они также ведут к тому, что «другая сторона» все меньше воспринимается как люди. Взаимная дегуманизация служит инструментом пропаганды и усиливает жестокость. Порочный круг «непонимание → обесценивание → радикализация → агрессия» лишь упрочняет барьеры между группами.
Когда диалог кажется невозможным…
На данном этапе войны трудно говорить о каком-то примирении или диалоге — раны открыты, а пережитый травматический опыт слишком свежий. Любое упоминание о примирении может звучать как призыв закрыть глаза на недопустимую жестокость. Как отмечает Волкан, для реального исцеления необходимо пройти через признание своего и чужого страдания, а также через осознание того, что рано или поздно придется жить вместе, пусть и без иллюзий о полной гармонии.
Однако это сложно, если страна-агрессор не признает собственных преступлений и продолжает действовать по логике «защиты своей имперской миссии». По мнению Явахишвили, такая ситуация требует глубинной трансформации в сознании больших масс, что может занять годы, а то и столетия.
В исследовании «The Narrow Bottleneck of Ukraine-Russia Reconciliation» отмечается, что, если агрессор не претерпевает глубинных политических и социальных изменений, мир после окончания военных действий может оставаться «тонким» (thin reconciliation) — то есть формальным и лишенным подлинного доверия. Примеров такого «полумирного» сосуществования после насильственных конфликтов в мировой истории немало; в них обида, страх и недоверие сохраняются на протяжении поколений.
…но надежда есть
В истории бывали примеры, когда даже после чудовищных конфликтов начинался медленный процесс восстановления отношений. Сейчас, в разгар войны, каждый день напоминает о том, насколько важно не поддаваться дегуманизации и не сводить «другую сторону» к образу абсолютного зла. Чем сильнее мы расчеловечиваем «врага», тем больше разрушаемся сами. Конечно, воплотить эту мысль на практике трудно, когда не прекращаются обстрелы и потери. Но сохранение человеческого лица и самоуважения — один из путей, позволяющих в будущем вернуться к диалогу, пусть даже далекому и очень сложному.
References:
Alderdice, L. J. (2023). Dehumanization—the defense that makes evil, cruelty, and murder possible: In Karnac Books (pp. 25–38). https://doi.org/10.2307/jj.23338285.7
Davlikanova, E. (2024). The narrow bottleneck of Ukraine-Russia reconciliation. The Center for European Policy Analysis (CEPA). https://cepa.org/comprehensive-reports/the-narrow-bottleneck-of-ukraine-russia-reconciliation/
Erikson, E. H. (1959). Identity and the life cycle: Selected Papers.
Fromm, M. G. (2022). Traveling through Time: How Trauma Plays Itself out in Families, Organizations and Society. Phoenix Publishing House.
Fromm, M. G., Scholz, R., & Volkan, V. (2023). We don’t speak of fear: Large-Group Identity, Societal Conflict and Collective Trauma. Phoenix Publishing House.
Javakhishvili, J. (2023). Substitutive trauma: preparing grounds for the Russian attack on Ukraine. Torture Journal, 33(3), 94–108. https://doi.org/10.7146/torture.v33i3.141714
Kulyk, V. (2023). Ukrainian identity in time of war: more salient and radical. The Institute for Human Sciences (IWM). https://www.iwm.at/publication/iwmpost-article/ukrainian-identity-in-time-of-war-more-salient-and-radical
Treyger, Elina, Heather J. Williams, Luke J. Matthews, Khrystyna Holynska, Joseph Matveyenko, Daniel Cunningham, Thomas Goode, and Katya Migacheva, Hate and Dehumanization in Russia's Narrative on Ukraine. Santa Monica, CA: RAND Corporation, 2025. https://www.rand.org/pubs/research_briefs/RBA3450-1.html.
Volkan, V., Javakhishvili, J.D. Invasion of Ukraine: Observations on Leader-Followers Relationships. Am J Psychoanal 82, 189–209 (2022). https://doi.org/10.1057/s11231-022-09349-8
Uhlman, F. (1997). Reunion. Penguin Random House.
______________
Эта статья была опубликована в рамках PERSPECTIVES – нового бренда независимой, конструктивной и многоперспективной журналистики. PERSPECTIVES софинансируется ЕС и реализуется транснациональной редакционной сетью из Центрально-Восточной Европы под руководством Гёте-института. Узнайте больше о PERSPECTIVES.
Со-финансировано Европейским Союзом.
Однако высказанные мнения и взгляды принадлежат исключительно автору(ам) и не обязательно отражают позицию Европейского Союза или Европейской комиссии. Ни Европейский Союз, ни предоставляющий финансирование орган не несут ответственности за их содержание.
Эта статья была опубликована в рамках PERSPECTIVES – нового бренда независимой, конструктивной и многоперспективной журналистики. PERSPECTIVES софинансируется ЕС и реализуется транснациональной редакционной сетью из Центрально-Восточной Европы под руководством Гёте-института. Узнайте больше о PERSPECTIVES.
Со-финансировано Европейским Союзом.
Однако высказанные мнения и взгляды принадлежат исключительно автору(ам) и не обязательно отражают позицию Европейского Союза или Европейской комиссии. Ни Европейский Союз, ни предоставляющий финансирование орган не несут ответственности за их содержание.
